Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

Надо сказать, что этот отдел занимал особое место в структуре аппарата ЦК. Его всегда возглавляло самое доверенное лицо Генерального секретаря. Так, например, при Брежневе эту должность занимал Черненко, а при Горбачеве — Лукьянов, а затем Болдин. Замечу попутно, что если первый был широко-образованным человеком и ровно держался со всеми, то Болдин был ограниченным чиновником, который, к недоумению многих, пользовался заметным влиянием на Горбачева. Как известно, именно Болдин показал свое истинное лицо, возглавив делегацию заговорщиков, приехавших к Горбачеву в Форос в период августовского путча 1991 года.

Став главой международного отдела ЦК партии, я не имел ясного представления о его функциях. Отдел имел большой штат, более 200 человек, структурно был разделен на сектора, в основном по географическому принципу и по странам. Вначале я думал, что отдел, судя по его названию, играл активную роль в разработке и проведении советской внешней политики, но оказалось, что я серьезно ошибался. Вскоре стало ясно, что отдел в основном занимается коммунистическими, рабочими и другими левыми партиями в различных странах мира, а также массовыми движениями за рубежом и связанными с ними общественными организациями{32}.

Отдел практически не был вовлечен в наши отношения или переговоры с США, включая и вопрос о контроле над вооружениями. Когда я ознакомился с положением об отделе, то оказалось, что оно было составлено еще во времена Коминтерна и главной задачей отдела считало поддержание гласной и негласной связи с компартиями и разными радикальными партиями и движениями в зарубежных странах. И ни слова о внешней политике.

Я сразу же обратил внимание Горбачева на этот перекос и предложил переделать установки этого явно устаревшего документа. 13 мая 1986 года я представил новый проект, который он и утвердил. Наряду с сохранением задачи по связям с левыми партиями отделу поручалось „поддерживать и осуществлять линию партии в кардинальных вопросах внешней политики и вопросах международных отношений вообще". Чтобы укрепить новую структуру отдела, я получил согласие Горбачева на перевод в отдел из МИД СССР нескольких высококвалифицированных сотрудников и экспертов по отдельным международным проблемам и вопросам разоружения.

Это было неплохим началом для вхождения отдела в область большой внешней политики, и он совместно с МИД начал участвовать в подготовке материалов к различным переговорам с США и к советско-американским встречам на высшем уровне.

Мне пришлось выполнять деликатные миссии и встречаться для конфиденциальных бесед с президентом США Бушем в Вашингтоне, с канцлером ФРГ Колем в Бонне, с главой Афганистана Наджибуллой в Кабуле, с премьер-министром Индии Радживом Ганди в Дели, с премьером Кубы Ф.Кастро и другими. Позже, уже не работая в Секретариате, я встречался в Сеуле с южнокорейским президентом в порядке подготовки его встречи с Горбачевым в Сан-Франциско, а в будущем — установления дипотношений с этой страной.

Наиболее важным фактором, способствовавшим активизации нашей внешней политики, было то, что как раз в тот период Горбачев стал формулировать „новое мышление", рассчитанное на договоренности с Западом, в особенности с США, в этой области. В ходе подготовки к первой встрече с Рейганом в Женеве он все еще находился в плену классовой мифологии и идеологии, что вызывало определенные перекосы в его подходах к отношениям с Западом, и в первую очередь с США. Однако Горбачев достаточно быстро избавлялся от этого груза и стремился придать советской внешней политике больше динамизма и гибкости. Он осознал необходимость конструктивных отношений с США. После Женевы стал все больше делать упор не на традиционные дипломатические методы, а на прямой диалог с американской стороной на высшем уровне, особенно по вопросам безопасности и ограничения вооружений.

На заседании Политбюро по итогам его первой встречи с Рейганом Горбачев подчеркнул важность сохранения „духа Женевы" и проведения второй встречи с ним.

Когда в сентябре 1986 года Горбачев отправился на отдых в Крым, никакого решения Политбюро о его второй встрече с президентом США еще не было. Через некоторое время он позвонил мне (я тоже отдыхал в Крыму) и сказал, что собирается предложить Рейгану встретиться осенью в каком-либо месте между Москвой и Вашингтоном, например, в Лондоне или Рейкьявике. Главным вопросом встречи должно быть, по его мнению, ядерное разоружение. Шеварднадзе одобрил это предложение, поэтому Горбачев хотел знать мое мнение, прежде чем вносить этот вопрос на Политбюро.

Я поддержал в принципе эту идею, но спросил Горбачева, что конкретно он собирается обсуждать с Рейганом. Он ответил, что намерен предложить действительно глубокие сокращения стратегических вооружений при условии, что президент откажется от своей космической программы.

Я предупредил Горбачева, что Рейган вряд ли откажется от этой программы. Повторив, что будет все же настаивать на таком подходе, Горбачев заметил: „Кто знает, может быть, Рейган все же уступит в обмен на значительные сокращения в ядерных ракетах, о желательности которых он неоднократно и публично говорил? Если же нет, то мы получим всемирное одобрение нашей смелой инициативы по радикальному сокращению ядерного оружия".

Встреча в Рейкьявике 11–12 октября 1986 года носила весьма драматический характер. Впервые в истории советско-американских отношений, казалось, возникла реальная возможность значительного сокращения стратегического оружия. Рейган, к нашему удивлению и удовлетворению, согласился с такой нашей идеей — и даже с возможной ликвидацией стратегических ракет по истечении десяти лет. Однако он отказался взять какие-либо обязательства по договору по ПРО, которые могли бы ограничить деятельность США по осуществлению программы „звездных войн". Все настойчивые попытки Горбачева переубедить Рейгана оказались безуспешными.

Оба лидера закончили свою безрезультатную встречу поздно — в полночь. Они покинули здание вместе, шли молча. Остановились у стоявшего недалеко президентского автомобиля, чтобы попрощаться. Получилось так, что я оказался поблизости и выполнил поэтому роль переводчика» Последний краткий диалог в тишине холодной исландской ночи. Горбачев, который еле скрывал горечь большого разочарования, сказал: „Господин президент, Вы упустили уникальный шанс войти в историю в качестве великого президента, который открыл дорогу ядерному разоружению".

Рейган угрюмо ответил: „Это относится к нам обоим". По дороге в аэропорт Рейган долгое время молчал. Его „начальник штаба" Дон Риган ехал с ним и позже рассказал мне, что Рейган прервал наконец молчание словами: „Дон, мы с Горбачевым были так близки к соглашению. Просто стыдно". Он показал при этом двумя пальцами расстояние в полдюйма. „Президент был потрясен таким исходом встречи", — добавил Риган.